Научные предпосылки экологизации земледелия

Непременным условием оптимизации агропромышленного производства, а стало быть его экологизации, является разностороннее научное обеспечение и непрерывное функционирование проводящей сети достижений научно-технического прогресса от его источников до товаропроизводителя.
В данном отношении все обстоит довольно сложно и противоречиво, поскольку аграрная наука, которая должна была высвечивать дорогу из кризисного состояния АПК, сама оказалась в кризисе, а система внедрения научных достижений и передового опыта, как ее называли, и без того крайне несовершенная, практически перестала существовать.
Кризис системы научного обеспечения АПК возник не вдруг, не в связи с перестройкой. Он назревал давно, и вся история сельскохозяйственной науки СССР полна глубоких коллизий и драматизма. Подмена упомянутых ранее понятий в социально-экономической сфере привела к деформации производственных связей и процессов, а затем и методологии научного обеспечения. Прежде всего деградировала экономическая наука, превратившаяся в служанку аграрно-идеологического ведомства, поскольку аграрная политика стала "делом партии". Затем в 30-е гг. началась ломка биологических и технологических основ сельского хозяйства. В этот период из самой сути земледелия было выхолощено основное системообразующее начало - растение и его потребности.
Вначале на его месте оказалась почвенная структура с повсеместным насаждением травопольной системы для ее непременного создания. После разгрома травопольной системы, навязывания кукурузы безотносительно к экологическим условиям ее возделывания и других подобных шаблонов место структуры занял гумус. Создание бездефицитного или положительного гумусового баланса было объявлено предметом государственной заботы. Сама по себе очень важная задача регулирования режима органического вещества оказалась гипертрофированной.
Понятие "плодородие" деформировалось. "Борьба за повышение плодородия почв" как главная задача земледелия приобрела казенный кампанейский характер. Появились ведомственные и государственные программы плодородия, которые были ориентированы на очередные туры известкования кислых почв, объемы гипсования солонцов, внесение торфа, его смесей с навозом, превратившимся из удобрения в средство регулирования баланса гумуса. Часть их выполнялась в порядке так называемого капитального ремонта поля с оплатой из бюджета или за счет безликого общественного товаропроизводителя. Все это делалось безотносительно к конкретному растению с "постоянной заботой", конечно, партийной и всенародной, о повышении плодородия полей. Идея была простой и общедоступной: создай плодородную почву - и все, что нужно, вырастет. Что выращивать - укажут сверху в "твердых планах". Нетрудно понять, что при такой системе хозяйствования никаких ресурсов не наберешься - они уходят в бездну.
По сей день сохранились программы формирования агроземов (высокоплодородных почв). Впрочем, если за дело бралась не агрохимическая организация, а гидромелиоративное ведомство, то создавалась мелиоративная система, где почва уже играла роль не более чем субстрата для фильтрации воды, и даже здесь далеко не всегда подбор культур сообразовывался с экологической обстановкой.
Разумеется, такие способы хозяйствования не могли не привести в тупик. Продуктивность земледелия оказалась крайне низкой, несмотря на среднемировой уровень применения удобрений, значительные масштабы мелиоративных работ, полезащитного лесоразведения, а затратность - самой высокой в мире.
Все эти программы и кампании питались догмами и мифами, рождавшимися на ниве сильно идеологизированной и монополизированной науки. Они сопровождали весь советский период России с нарастающей "активностью".
Последняя из таких затей, посвященная облагораживанию среднеазиатских пустынь сибирскими водами, намного превосходившая по намечавшемуся размаху "сталинский план преобразования природы", была остановлена перестройкой.
Смена позиций в отношении системообразующих начал отчетливо проявилась в смене понятий систем земледелия. Утвердилось определение В.Р. Вильямса, трактовавшего систему земледелия как комплекс агротехнических мероприятий, направленных на восстановление, поддержание и повышение плодородия почвы, вместо сложившегося к тому времени в мире понимания системы земледелия как способа использования земли для возделывания определенных культур. Именно так формулировали систему земледелия А.С. Ермолов и Д.Н. Прянишников. Разумеется, роль почвенного плодородия ими не умалялась, но суть его и содержание должны определяться требованиями конкретных сельскохозяйственных культур.
Мировой опыт развития систем земледелия к этому времени показал необходимость гибкого и осторожного подхода к их формированию и реализации. Все попытки их унификации, проведения сверху, как правило, заканчивались неудачами. Поэтому "сборка" систем земледелия в мировой практике осуществлялась самими фермерами из набора вариантов, предлагавшихся научными центрами, опытными учреждениями, различными агрономическими службами.
В условиях централизованного планирования, определявшего жесткие схемы сельскохозяйственного производства, системы земледелия стали инструментом государственной политики, в которой довлело субъективное начало, усугублявшееся лидерством монопольных научных школ. Государство взяло на себя производственные функции в агропромышленном комплексе, подменив хозяина на земле. Вследствие централизации планирования, насаждения жесткой структуры посевных площадей было подавлено присущее земледелию адаптивное начало.
Механизм хозяйствования опирался не на технологии, а на всевозможные мероприятия и рекомендации, как правило, безальтернативные и чаще всего безотносительные, если не к растению в целом, то по крайней мере к тем или иным его экологическим требованиям. Естественно, большинство этих рекомендаций проходило мимо исполнителя, даже если они имели высокую практическую значимость, ибо любое достижение научно-технического прогресса успешно реализуется на практике тогда, когда оно "встроено" в конкретную технологию.
Утрата системообразующих начал в земледелии повлекла уход от лучших традиций русской классической агрономии, ее корифеев, утверждавших вслед за К.А.Тимирязевым приоритет растения в земледелии.
Именно выявление потребностей растения и их удовлетворение в качестве главной задачи земледелия видели Д.Н. Прянишников, Н.И. Вавилов, А.Г. Дояренко, Н.М. Тулайков, Л.Г. Раменский и их последователи. Естественно, они были далеки от абсолютизации этого положения, видя их реализацию в рациональных системах земледелия, в ландшафтном подходе к их формированию, разработанном В.В. Докучаевым.
Традиционный спор о том, что "кормить" - почву или растение, решился в пользу растения, благодаря чему в мире появились высокие технологии возделывания сельскохозяйственных культур, а всевозможные альтернативные системы земледелия и "земледелание" по антропософии Р. Штейнера заняли свою нишу.
Мощный всплеск русской агрономической мысли конца прошлого и начала нынешнего века, выразившийся в создании генетического почвоведения, развития агропочвоведения, биологии растений, генетики, становлении агрохимии, систем земледелия, облагодетельствовал мировую аграрную цивилизацию. На Западе изучали русский язык, чтобы приобщиться к достижениям российской науки. Этот ренессанс продержался до 30-х гг.
Самое прямое отношение к нему имели и ранние идеи В.Р. Вильямса, способствовавшего развитию теоретического земледелия на основе достижений агропочвоведения, становление которого в большой мере связано с его именем. В те годы В.Р. Вильямс пропагандировал девиз К.А. Тимирязева "кормить растение, а не почву" и призывал "не фетишизировать существующих систем земледелия" (т.е. те принципы, которым потом изменил сам).
Это классическое наследие, благотворно повлияв на развитие мировой аграрной цивилизации, меньше всего пригодилось на родине. Мир обрел высокие технологии, позволившие во многих странах перейти рубеж средней урожайности зерновых 5 т/га, а Россия оказалась обреченной на технологическую отсталость.

---